11 декабря (22 декабря по нов. стилю) русские войска штурмом овладели Измаилом и разгромили турецкую армию, защищавшую неприступную крепость. Этот штурм, это кровавое сражение потрясло Европу, не говоря уж о Блистательной Порте. А дело было так…
В сер. 1790-го, когда Австрия вышла из войны, а со Швецией Россия наконец подписала мирный договор, главной твердыней султана Селима III на Дунае оставалась неприступная крепость Измаил.
Её осаду русская армия вела с октября.Корабли речной флотилии генерал-майора Иосифа де Рибаса подошли к стенам Измаила. Начались бои с турками, которые пытались предупредить план Рибаса высадить десант и овладеть островом Чатал. К 20 ноября де Рибасу удалось устроить на острове артиллерийские батареи. Начался обстрел крепости и с острова Чатал, и с судов флотилии. Завязался бой, в ходе которого русский десант овладел башней Табией, после чего был вынужден отступить. Ответная атака турецкого десанта на Чатал была отбита. Турецкий флот близ Измаила удалось уничтожить; русские суда перекрыли Дунай.
После 20 ноября под Измаилом наступило затишье. Осаду организовали непредусмотрительно: тяжёлой артиллерии не было, а полевой не хватало боеприпасов. В русских частях под Измаилом царила суматоха. К тому же старший по званию из русских генералов, съехавшихся к турецкой твердыне, — генерал-аншеф Иван Гудович — не пользовался достаточным авторитетом, чтобы добиться единоначалия. Генерал-поручик Павел Потёмкин и генерал-майоры Михаил Кутузов и Иосиф де Рибас, в свою очередь, действовали несогласованно, ревниво поглядывая друг за другом…
Приближались морозы, и военный совет постановил снять осаду крепости, отправив войска на зимние квартиры.
Путь из-под Измаила и так был затруднён бездорожьем. Однако главнокомандующий князь Таврический был настроен куда более решительно, чем его двоюродный брат генерал Павел Потёмкин или Иван Гудович. Он понимал, что необходимо спасать положение, что пришла пора уничтожить турецкую твердыню на Дунае. И под Измаил послали нового главнокомандующего — прославленного генерал-аншефа Александра Суворова, самого решительного из русских полководцев.
Александр Суворов
«Измаил остаётся гнездом неприятеля. И хотя сообщение прервано чрез флотилию, но всё же он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг!»
Последний призыв Суворов предпочёл воспринять буквально — два раза ему повторять не приходилось. Не сумевшего сплотить войска генерал-аншефа Гудовича Потёмкин отозвал из-под Измаила и направил подальше от дунайских крепостей — на Кубань, где упорный генерал-аншеф успешным штурмом овладеет Анапой. Хотя разве можно сравнить гарнизон Измаила с жалким турецким отрядом, защищавшим Анапу? А укрепления?..
Гарнизон Измаила насчитывал более 35 тыс. человек, из них 17 тыс. — отборные янычары. В Измаиле хватало запасов продовольствия и вооружения. Турки не страшились штурма и при этом не страдали недооценкой противника, ведь Суворов их бил не раз.
Суворов осаждал крепость с тридцатитысячным воинством и намеревался решить дело приступом. Учитывая мощные укрепления турецкой твердыни и 250 орудий противника, «арифметически» штурм был обречён на провал. Однако Суворов, прибыв под Измаил, не теряя времени, приступил к тренировке солдат в условиях, близких к боевым. Офицерам пришлось позабыть порядки Гудовича…
Генерал-аншеф скрупулёзно изучил донесения разведки по измаильским укреплениям и вскоре уже получил возможность послать туркам ультиматум с характерной припиской — лично от Суворова: «Сераскиру, Старшинам и всему Обществу. Я с войсками сюда прибыл. 24 часа на размышления для сдачи и — воля; первые мои выстрелы — уже неволя; штурм — смерть. Что оставляю вам на рассмотрение». История запомнила и горделивый, но, как оказалось, излишне самонадеянный ответ Айдос Мехмет-паши: «Скорее остановится течение Дуная и небо упадет на землю, чем русские возьмут Измаил». Между тем русские войска под руководством Суворова уже проводили тщательную подготовку штурма. С появлением Суворова под стенами крепости время как будто ускорило бег — так быстро менялась обстановка.
После быстрых и эффективных учений армия поверила в свои силы.
С первых часов пребывания Суворова под Измаилом он постоянно совещается с инженерами, с войсковыми квартирмейстерами, вместе с ними анализирует особенности турецких укреплений и возводит учебные укрепления для армии.
Определимся с русскими силами, которые готовились к штурму под Измаилом: 33 батареи пехоты, 8 тыс. спешенных казаков, ещё 4 тыс. — казаков-черноморцев, 2 тыс. молдаван да 11 кавалерийских эскадронов и 4 донских казачьих полка. Всех войск под рукой Суворова было не более 31 тыс. человек. Главным образом прославленная русская пехота. Кавалеристов и казаков набиралось лишь две с половиной тысячи.
Крепость располагалась на прибрежных высотах Дуная. Шесть с половиной километров надёжных укреплений! Глубокий ров, на основных участках заполненный водой, за ним — крутой земляной вал в 6–8 м высотой и семь бастионов.
Цитадель с внушительным каменным Бендерским бастионом возвышалась на севере. На берегу Дуная крепость защищали артиллерийские батареи, делавшие невозможной атаку русской флотилии. С запада и востока крепость защищали озёра — Кучурлуй, Алапух, Катабух. Подступы к крепостным воротам (их названия остались в истории — Бросские, Хотинские, Килийские, Бендерские) простреливались артиллерийскими батареями. Фортификатор Андре-Жозеф де Лафит-Клове знал своё дело.
Крепость не зря считалась неприступной и благодаря ландшафтным условиям, и из-за продуманной фортификации, и из-за мощного гарнизона. Как-никак 35 тыс. войск, из которых половина — отборные янычары, прославленная элита турецкой армии. Не имелось недостатка и в артиллерии. Наверное, нигде в мире в то время не было сосредоточено столько орудий на метр земли — 265. Запасы снарядов и провианта были рассчитаны на весьма длительную осаду, и в декабре никакого кризиса с этими необходимыми ресурсами в Измаиле не наблюдалось.
Комендант, трёхбунчужный сераскир Айдос Мехмет-паша, имел репутацию неустрашимого и искусного воина, его авторитет в войсках сомнению не подвергался. Татарской конницей командовал брат крымского хана Каплан-Гирей, мстительно ненавидевший Россию, наголову разбивший австрийские войска под Журжей. Приказ султана Селима III тоже заслуживает упоминания: сдавшихся в плен ждала смертная казнь. На помощь султану, как обычно, пришёл и религиозный фанатизм. Муллы умело поддерживали в войсках боевой дух. Что ж, османы бились за свою веру, за своего государя, за свою Родину… Турецкие воины, многие из которых уже имели личные счёты к русским, готовились драться до последней капли крови.
Нелегко воевать зимой, да ещё и в XVIII веке, когда не только кавалерию, но и артиллерию, и продовольствие, и снаряды тащили на себе лошадки. Военные кампании редко затягивались до серьёзных заморозков, зимой война переходила в тихую стадию, и лишь с весенним солнышком возобновлялись серьёзные кровопролитные действия. Правда, в 1788 году Потёмкин предпринял штурм Очакова в нач. декабря. И неприступный Измаил нельзя было оставлять нетронутым до весны. Тут и тактика, и стратегия.
Промозглым утром 7 декабря 1790 года Суворов составляет ультиматум паше и всему гарнизону крепости. Вот он, грозный голос империи, которая пребывала в зените славы:
«Измаильским властям
7 декабря 1790 г.
от Генерал-Аншефа и кавалера Графа Суворова-Рымникского Превосходительному Господину Сераскиру Мегамету-паше Айдозле, командующему в Измаиле; почтенным Султанам и прочим пашам и всем чиновникам.
Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими, но, соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, даю знать чрез сие Вашему Превосходительству и почтенным Султанам! И требую отдачи города без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей! О чем и ожидаю от сего чрез двадцать четыре часа решительного от вас уведомления к восприятию мне действий. В противном же случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства, и за то никто как Вы и все чиновники пред Богом ответ дать должны».
Суровы слова воина!
Генералы восторженно выслушали пламенную речь Суворова. Что и говорить, это был не Гудович… Первым, не мудрствуя лукаво, за штурм проголосовал младший — Матвей Платов. И этот факт вошёл в правдивую легенду о славном донском атамане: «Славим Платова-героя, победитель был врагам!.. Слава казакам-донцам!..». Вслед за донцом подписали постановления бригадир Василий Орлов, бригадир Фёдор Вестфален, генерал-майор Николай Арсеньев, генерал-майор Сергей Львов, генерал-майор Иосиф де Рибас, генерал-майор Борис Ласси, генерал-майор Илья Безбородко, генерал-майор Фёдор Мекноб, генерал-майор Борис Тищев, генерал-майор Михаил Голенищев-Кутузов, генерал-поручик Александр Самойлов, генерал-поручик Павел Потёмкин. Суворов старался перед роковой битвой («на такой штурм можно решиться один раз в жизни!» — такими словами полководец не бросался) прочнее скрепить своих командиров. Дрогнуть было нельзя. Сам Рымникский сказал: «Я решился овладеть этою крепостию либо погибнуть под её стенами!».
Михаил Голенищев-Кутузов
Трудно предположить, почему турки не отважились атаковать растянутые русские позиции. Возможно, Айдос Мехмет рассчитывал потянуть время, и Суворову удалось опередить планируемую атаку, быстро перейдя от рекогносцировок к приступу. Хотя Суворов был готов к отражению массированных турецких вылазок.
Стояли ясные, без морозов, южные декабрьские дни с холодными влажными утренниками. На заре 10 декабря артиллерия Ртищева начала обстрел крепости, с реки стрельбу вели с гребных судов. Турецкая артиллерия прицельно отвечала: так, была взорвана русская бригантина с двумя сотнями моряков на борту. В три часа ночи небо перерезала сигнальная ракета. Впрочем, из соображений конспирации в русском лагере уже несколько ночей запускались сигнальные ракеты, запутывая турок. Однако в ту ночь Айдос Мехмет от перебежчиков знал о начале штурма.
Войска двинулись на штурм согласно диспозиции. В пол. шестого утра началась атака. Правофланговой группой командовал генерал-поручик Павел Потёмкин. Суворов психологически подготовил Потёмкина к штурму, внушил ему уверенность в своих силах. Тремя колоннами войска Потёмкина (7,5 тыс. человек) атаковали крепость с запада. Первая колонна генерал-майора Львова состояла из двух батальонов фанагорийцев (любимцы Суворова во всех баталиях шли впереди!), батальона белорусских егерей и ста пятидесяти апшеронцев. Колонне предстояло атаковать укрепление возле башни Табия. Впереди шли рабочие с кирками и лопатами: им предстояло ломать стены, расчищая дорогу армии. Вот кто не ведал страха, в лицо смотрел смерти! Во вторую колонну генерал-майора Бориса Ласси вошли три батальона Екатеринославского егерского корпуса и 128 стрелков. Третья колонна генерал-майора Мекноба включала три батальона лифляндских егерей и двигалась на Хотинские ворота. У каждой колонны имелся резерв, имелся общий резерв и у всего отряда Потёмкина: конные полки, которые должны были в свой черёд ворваться в крепость после взятия Хотинских и Бросских ворот. Левое крыло под командованием генерал-поручика Александра Самойлова являлось самым многочисленным — 12 000 человек, из них 8000 — спешенные казаки-донцы. Тремя колоннами этой группы, атаковавшей крепость с северо-востока, командовали бригадиры Орлов, Платов и генерал-майор Кутузов. Первые две колонны состояли из казаков. В колонне Кутузова шли три батальона бугских егерей и 120 отборных стрелков из того же Бугского корпуса. В резерве у Кутузова были два батальона херсонских гренадер и тысяча казаков. Колонна направлялась на приступ Килийских ворот.
Третьей группой, которая наступала на Измаил с юга, с острова Чатал, командовал генерал-майор де Рибас. В войсках Рибаса насчитывалось 9000 человек, из них 4000 — казаки-черноморцы. Первой колонной командовал генерал-майор Арсеньев, ведший в бой Приморский Николаевский гренадерский полк, батальон Лифляндского егерского корпуса и две тысячи казаков. Колонна должна была помогать колонне Кутузова в бою за новую крепость. Второй колонной Рибаса командовал бригадир Захарий Чепега, в составе колонны бились пехотинцы Алексопольского полка, 200 гренадер Днепровского Приморского полка и тысяча черноморских казаков. Третьей колонной группы Рибаса командовал секунд-майор лейб-гвардии Преображенского полка Ираклий Морков, который получит за штурм Измаила чин бригадира. С ним шли 800 гренадер Днепровского полка, 1000 казаков-черноморцев, батальон бугских и два батальона белорусских егерей. Ему предстояло десантом поддержать генерала Львова в бою за Табию.
По перевязанным лестницам, по штыкам, по плечам друг дружки солдаты Суворова под смертельным огнём преодолели стены, открыли ворота крепости, и бой перенёсся на узкие улицы Измаила.
При штурме особенно отличились колонны генералов Львова и Кутузова. Генерал Львов получил болезненное ранение. Ранили и его помощника — полковника Дмитрия Лобанова-Ростовского. Тогда командование штурмовой колонной принял командир фанагорийцев, любимец Суворова полковник Золотухин. Суворов и Кутузов, о котором Александр Васильевич говорил: «В Измаиле он на левом фланге был моей правой рукой», личным примером воинской храбрости вели за собой солдат.
В трудное положение при штурме бастиона Бендерских ворот попала колонна Василия Орлова. Шёл бой на стенах, а казаки по лестницам поднимались из рва, чтобы пойти на приступ бастиона, когда турки предприняли мощную контратаку. Крупный отряд турецкой пехоты, явившийся из растворённых Бендерских ворот, ударил во фланг казакам, разрезая колонну Орлова. Уважаемый Суворовым донской казак Иван Греков встал в первые ряды сражавшихся, ободряя их на бой. Суворов, несмотря на угар штурма, не терял нитей многослойной операции и вовремя получил сведения о событиях у Бендерских ворот. Генерал-аншеф понял, что османам здесь удалось потеснить атакующую колонну, прорвать русскую атаку, подкрепив свою вылазку свежими силами.
Суворов приказывает подкрепить колонну Орлова войсками из общего резерва — Воронежским гусарским полком. К воронежцам он добавил и два эскадрона северских карабинеров. Однако быстрого прорыва не получилось: туркам удалось сосредоточить в районе Бендерских ворот и бастиона многочисленные силы, а казачьи части уже понесли немалые потери. Суворов был убеждён, что тут необходим натиск, и снова проявил умение вовремя, в критический момент, оценив риски, ввести в бой дополнительный резерв. К Бендерским воротам он бросает весь резерв левого крыла суворовской армии — это была кавалерия. К ним генерал-аншеф добавляет Донской казачий полк из общего резерва. Шквал атак, конский топот, горы раненых — и бастион взят.
Атаман Платов вёл на приступ пять тыс. солдат. С такой внушительной колонной казак должен был по лощине взойти на крепостной вал и под обстрелом ворваться в Новую крепость. В бою на крепостной стене был ранен генерал-майор Безбородко, командовавший двумя казачьими колоннами — Платова и Орлова. Командование принял Платов. Он расторопно отразил атаку янычар, разбил вражескую батарею, захватив несколько пушек. С боем казаки прорвались к Дунаю, где соединились с речным десантом генерала Арсеньева.
Когда передовой батальон, в котором шёл и Платов, подошёл к крепости, казаки в замешательстве остановились перед затопленным рвом. Бригадир Платов, вспомнив уроки Суворова, первым вошёл в ледяную воду, по пояс в воде, под обстрелом преодолел крепостной ров, скомандовал: «За мной!» — и батальон последовал примеру командира. В тридцать лет он пребывал в расцвете физической силы и уже был умелым, обстрелянным казачьим атаманом. Чтобы такие чудеса становились былью, нужно огромное доверие войск командиру, авторитет офицера.
Предстояли уличные бои, в которых поймавший кураж Платов оказался всё так же удачлив. Немалую часть русских потерь при штурме Измаила составили погибшие и раненые казаки. Спешенные донцы были плохо экипированы для штурма. Хотя Суворов надеялся на их удаль, да и некем оказалось заменить казачьи силы, а приступ был необходим.
В распахнутые ворота крепости входила русская конница. Колонна Орлова совместно с колонной генерал-майора Мекноба очищала от турок важный северный участок укреплений Измаила. Теперь они действовали слаженно и могли отражать контратаки турок, продолжая занимать вершок за вершком неприступную твердыню — Измаил.
Под вечер последние защитники крепости молили о пощаде. Уникальный штурм крепости вылился в истребление вражеской армии. Во время разоружения к сераскиру подскочил егерь и попытался вырвать у него из-за пояса кинжал. Янычар выстрелил в егеря, а попал в русского офицера… Этот выстрел русские оценили как вероломное нарушение условий капитуляции: ведь турки просили пощады. Новый штыковой удар уничтожил почти всех турок, погиб от ран и Айдос Мехмет…
Наконец, сдались на милость победителям последние янычары во главе с Мухафиз-пашой, сражавшиеся в Табии. Последние защитники крепости капитулировали в 16:00. Приступ ожесточил войска, помнившие о двух неудачных штурмах Измаила. По военным традициям того времени Суворов на три дня отдал город на разграбление победителям. Увы, на этот раз офицерам не удалось удержать солдат от жестоких бесчинств. А в Измаиле было чем поживиться! Турки свезли в крепость купеческие склады из занятых русскими войсками близлежащих территорий. Особо удачливые участники штурма обогатились на тысячу-другую червонцев — фантастическая нажива! Сам Суворов отказался от трофеев, не принял даже отменного коня, которого привели к нему солдаты.
Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ